20

Весь понедельник наша фирма гудела, обсуждая прекрасные выходные. Утро началось с паломничества не к кофеварке, а ко мне персонально. Опять восторженные охи и ахи, благодарственные отзывы (в упор не понимаю при чем тут я: платил директор, вел ведущий, а я как бы ни при чем), а еще просьбы от девчонок попросить Аню ускорить обработку именно их фотографий. Даже своеобразные взятки предлагали. Ужас какой! Все бабы себялюбивые стервы — и это комплимент, а не оскорбление.

Сергей Степанович тоже не поскупился на похвалу и ненавязчиво так поинтересовался понравился ли отдых Андрею. Главное про брата не спросил, а про Андрея спросил — что такое с моим начальником?

Если честно, от вопроса сперло дыхание и мне даже почудилось, что шеф заприметил промелькнувшую на моем лице панику, хотя, возможно это только мое разыгравшееся воображение подкинуло картинку того, как Сергей Степанович видел Андрея, выходившего из моего номера. Или заходившего. Румянец без спроса полез на лицо, но я спокойным голосом ответила, что отдых всем понравился.

Мужчина никак не прокомментировал ни мой ответ, ни мою реакцию, лишь дал распоряжение заняться вопросом подбора закупки двух кофе-машин в фирму и узнать подробности и условия установки кофе-автомата.

Выйдя из кабинета начальника я перевела дыхание и принялась за работу. В бухгалтерию в связи с поручением я бегала часто, потому периодически зависала поговорить с девчонками. Тело нещадно ныло, видимо сказывались бурные выходные.

Вечером меня как всегда поджидал Андрей, куря у машины в компании брата. Настя с нами не поехала. Девушка покраснела и сказала, что они с Ваней встречаются сразу после работы, и он за ней заедет. О, да у них видимо что-то намечается.

По дороге к родителям, мы заехали за Аней, затарились в супермаркете, ибо в гости, хоть и к родным, но с пустыми руками не ходят, и успели к ужину практически вовремя.

Тело у меня начало болеть все больше и больше, живот нещадно ныл и когда я зашла в туалет в квартире у родителей, после всех необходимых приветствий, отжиманий, поцелуев, обтискиваний и восклицаний родственников «Как же вы выросли!!», то поняла, что виной моих болевых ощущений вовсе не прекрасный секс, а ненавистные месячные.

С гигиеническими принадлежностями проблем не возникло — у меня в каждой сумке лежит на всякий случай чуть ли не по три прокладки, чтоб не получилось так, что в наличии не окажется ни одной, когда понадобится. А вот с обезболивающим вышла проблема: как на зло таблетки остались в другой сумке, у Ани таблеток не оказалось, она счастливица и не страдает по таким дням ничем, кроме дискомфорта, а у мамы кроме спасзмолгона, который для меня бесполезен, ничего подходящего не нашлось.

Боль все нарастала с каждой минутой, как снежный ком. Меня начало слегка поташнивать и, если честно, единственным желанием было как можно быстрее вернуться домой (парадокс: теперь домой — это в квартире у парней) и свернуться калачиком на кровати, выпить спасительную таблетку и тихонько поскулить в подушку. А вместо этого я натянуто улыбалась и слушала болтовню родных.

Тетя Марина приехала с мужем и двумя детьми — мальчиком тринадцати лет и девочкой десяти лет. Я тихо обрадовалась, что не живу все это время с родителями. Как представила всю эту компанию каждый день во вмиг потесневшей квартире — аж дурнело. А может мне так дурно от месячных?

Есть не хотелось абсолютно, но при этом терзал голод. Сложно описать ощущения: вроде воротит от одной мысли о еде, но на деле при взгляде на стол со всеми яствами дико захотелось кушать. Мама с тетей Мариной налепили пельменей — решили, что наговорится можно и занимаясь нехитрым делом. Я лепить пельмени не люблю — полдня лепишь, а потом они поглощаются за пять минут: а вот кушать — с удовольствием.

Потому, как только все немного утолили голод холодными закусками, и мама вынесла громадное блюдо, доверху наполненное аппетитными ароматными пельменями, я ловко насыпала сидящим возле меня Андрею и Саше в тарелку большие порции и сразу же наваляла горку себе. Во время месячных я не отказываю себе в удовольствии хорошо покушать — потому как это настойчивое требование организма.

Разговоры за столом не прекращались, хотя все с аппетитом уплетали домашние вкусности. И тут Дима — сын тети Марины — начал некультурно плеваться и выкладывать изо рта то, что там находилось. Меня слегка замутило, но я сдержала порыв. Все заметушились — оказалось, что сестры решили налепить пельмени и сделать несколько штук с «сюрпризом». Вот Диме и попался такой сюрприз — соль. Все дружно засмеялись, дали мальчику запить соком и сказали, что это к слезам, вот он и плакал только что (представляю сколько соли было в том пельмене, что слезы из глаз мальчишки брызнули просто непроизвольно). Тетя Марина рассказала, что это старинное гадание, и что все всегда сбывается.

Пельмени все стали есть с опаской и осторожностью, а то и вовсе перешли на другие блюда. Больше никому ничего не попалось и многие уже и забыли про этот инцидент. Тетя Марина увлеченно рассказывала про жизнь за границей, спрашивала нас о нашей, все интересовалась мной и Сашей. Я старалась отделываться односложными ответами и не сильно шевелится на стуле, найдя самое удобное положение, не тревожащее больной живот.

Андрей ко мне наклонился и легонько дунув, еле заметно коснувшись кожи в ямочке за ухом, шепотом попросил насыпать ему еще пельменей. От такой нежности голова закружилась, тело привычно отозвалось возбуждением, а затем резкой вспышкой боли. Совсем забыла, что во время месячных возбуждение ведет к болезненным ощущениям, по крайней мере первые несколько дней, когда хочется просто лечь и умереть.

Я поморщилась, но выполнила просьбу, положив и себе один пельмешек. Лучше б я его не брала себе и не ела. Подвоха я сразу не почувствовала, поскольку ела пельмешек со сметаной, но когда почти проглотила, горло и рот просто обожгло, из глаз брызнули слезы, дыхание сперло. Я судорожно хлебнула воды — сделал только хуже. Пельмень оказался с перцем. Без мяса. Просто с молотым перцем.

— О, а у Кристиночки, наверное, с перцем попался! — захлопала в ладоши на радостях тетя Мрина. Я начала сомневаться в адекватности этой женщины. — Это к острым ощущениям и переменам в жизни.

А я все пыталась прийти в себя, глотая и заедая всем, что попадётся, а гостям с далекой Германии было весело. Андрей и Саша, хлопали по спине и давали на перебой разные закуски, пытаясь облегчить пожар в моем рту. И я почему-то разозлилась: не перестающая, ноющая, тупая, изматывающая боль и этот перец во рту — меня накрыло по полной.

— Вы ебанутые что ли? — заорала я, я никогда не позволяла себе такого ни в адрес родителей, ни в адрес родственников, ни даже просто в адрес людей, которые меня старше. — Это что, аттракцион — давайте накормим гостей гадостью? Вы бы еще монетку положили чтоб кто-нибудь зуб сломал. Деньги — это же к богатству!

Все ошарашено молчали. Мама хотела меня приструнить, зашипев что так себя не ведут на что я ответила: «взрослые люди не кладут всякую дрянь в еду и не веселятся по этому поводу». Я резко встала. Андрей хотел меня остановить или пойти со мной, но я сбросил его руку, рявкнула «не трогай меня» и вышла на кухню.

Меня потряхивало от злости и обиды, а еще от жалости к себе. Мне стало так жалко себя, захотелось забиться в уголок и тихо поплакать. Я порылась в холодильнике, нашла молоко и поставила подогревать — вспомнила, что это должно помочь.

Зашла мама, отчитала за то, что повела себя некультурно. Мне стало еще горше. Мне хотелось, чтоб меня пожалели, хоть и понимаю, что поступила некрасиво. Сцепив зубы, сдерживая слезы, пообещала, что как только мне полегчает, приду извинюсь. Мама кивнула и вышла.

Зашел Андрей, молча выплюнул в урну пельмень, с мрачным видом произнес:

— Фасоль — это к пополнению в семье! Что ли котика завести себе?